Главное здание МГУ

Здание сооружено авторской группой архитекторов и инженеров под руководством Льва Владимировича Руднева (1885—1956 гг.): С.Е. Чернышев, П.В. Абросимов, А.Ф. Хряков Главный конструктор инженер В.Н. Насонов. Соавторы: по главному корпусу – архитектор П.Н. Зиновьев, по другим отдельным частям и элементам комплекса – архитекторы М.Н. Мошинский, И.С. Голощапов, Г.В. Селюгин, В.С. Шевченко, Г.А. Асеев, А.Б. Бергельсон, М.В. Адрианов, Ю.А. Баранский, В.В. Беккер, Ю.С. Сомов, Х.М. Сорин и по генеральному плану – В.Н. Колпакова. Инженеры: Д.А. Касаткин, М.Ф. Гунгер, Б.В. Щепетов, Ю.П. Бялинович, Е.П. Станиславский, Б.А. Двержкович, А.Н. Кондратьева, К.М. Кочунов, Т.А. Мелик-Аракелян, И.П. Свешников и Г.С. Хромов. [Олтаржевский В. К. Строительство высотных зданий в Москве. М., 1953. С. 7]

Главное здание Университета  было призвано отобразить амбиции «самой передовой в мире советской науки» и стать идеальным университетом. Сейчас же Главное здание в полной мере отражает диапазон архитектурных стилевых исканий эпохи. Здание стало эталонным среди «высотных зданий» масштабной программы строительства, развернутой по постановлению Совета Министров от 13 января 1947 года «О строительстве восьми многоэтажных зданий в Москве» (Гиперссылка №1). Это был новый этап в реконструкции столицы и в осознании ее как целостного ансамбля, этап, развивавший новые градостроительные центры и направления, этап, обогащавший панорамы, этап, закладывающий основы идеологической самоидентификации времени и его архитектурных исторических ориентиров. Линия горизонта Москвы обретает с появлением семи высоток свои безупречные очертания и Главное здание Университета — один из лучших ее силуэтов. Почти 70 лет оно остается композиционной доминантой юго-западного района, и располагаясь по осям трех лучевых городских магистралей, удерживает всю систему прилегающей застройки. Располагаясь на пересечении центральных осей всей территории Университета, одновременно стягивает и подчиняет своим вертикальным центрическим порывом весь комплекс, объединяя пространство от берега реки до Ломоносовского проспекта в одну грандиозную архитектурно-планировочную композицию.

Эскиз проекта на Ленинских горах появился первым среди восьми высотных зданий. Хотя предназначение его тогда оставалось не определено, идея Бориса Михайловича Иофана (1891—1976), разработавшего проект и не принимавшего участия в его дальнейшей судьбе, стала образной основой не только для здания Университета, но и для остальных «высоток». После создания нового авторского коллектива под руководством Льва Владимировича Руднева, силуэт ансамбля эволюционировал в сторону большей цельности / собранности. Модификация объемов и пропорций, а также новые элементы в духе «русской старины», позвонили найти ценимые тогда идейную направленность, «величественную простоту и жизнерадостность» [Олтаржевский В. К. Строительство высотных зданий в Москве. М., 1953. С.4]. Мега-строительство на самом высоком, открытом с ближних и дальних точек, месте Ленинских гор (75 м. над уровнем Москвы-реки), среди живописного природного окружения, началось без замедлений. Реализация проекта, несмотря на отсутствие опыта реального высотного строительства, велась рекордными темпами. Оптимизировать процесс и сократить его сроки, позволило применение системы каркасного строительства и метод индустриальной сборки здания из готовых элементов, заранее произведенных на заводе. 12 апреля 1949 г. состоялась торжественная закладка фундамента Главного здания МГУ и уже менее чем через 3,5 года, 1 сентября 1953 г. в новых зданиях университета начались занятия для студентов.

Пытаясь оспорить любые связи с (американскими) небоскребами, современники строительства писали о том, что «высотка» Университета не простое нагромождение этажей и «высота — не самоцель» [Кулешов Н., Позднеев А. Высотные здания Москвы. М., 1954. С. 16]. Это утверждение кажется убедительным, учитывая то как до сих пор настаивает на своем господстве выразительность силуэта. Он сформирован нарастанием масс от боковых частей с четырьмя башенными акцентами и мощным ростом ввысь центрального 32-этажного здания со шпилем. Мастера очевидно были увлечены поисками безукоризненных пропорций и построением иерархии композиции больше, чем просто гонкой за высотными рекордами, хотя стремление ввысь и преодоление законов притяжения бесспорно были основной культурной темой эпохи.

Следующее, на чем настаивают советские исследователи и с чем спорят современные это – новое прочтение «русских форм высотных композиций», горячо соперничающие с архитектурными успехами США. Архитектурная теоретическая мысль 50-х годов видит их в башенных мотивах очертаний, в ярусной иерархии форм и в наличии пяти вертикальных угловых элементов, напоминающих пятиглавие. Бесспорной опорой на позднесредневековую «русскость» является шпиль с пятиконечной звездой, претендуя на патриотическую преемственность от Меншиковой башни и Адмиралтейства. И, несмотря на наличие американизмов, которые современные авторитетные публикации различают в ребрах вертикальных тяг, в пилонах и крупных порталах входных композиций, нельзя не говорить и о колоссальных отличиях советской высотной архитектуры от небоскребов США. В ней больше энергичной симметрии нарастающего силуэта в окружающем пространстве, она сочетает центричность и фронтальность, с важной ролью фасада и наличием площади, на которую он сориентирован, а также обладает организующей функцией в комплексе ансамбля, важном в градостроительном контексте.

Монументальность образа и романтичность силуэта Главного здания могли бы быть достаточными средствами выразительности архитектуры. Призванные же для создания исторических ассоциаций декоративные рельефные детали, контрасты цвета и фактуры материалов, расположенная на высоте недоступной взгляду зрителя, фигуративная скульптура и фризы, не достаточно прочитываются из-за разницы в системе масштабов и остаются лишь стилизаторскими тонкостями. А вот кажущееся несоответствие общему характеру архитектуры грандиозного восьмиколонного главного портика из красного гранита, скорее всего, было следствием намеренного и эффектного замысла. Мощный первый план с широким размахом пандусов и лестниц перед главным входом, драматично контрастирует с общим фоном и мажорно акцентирует пространство входа. Дополнительное усиление сценографии входной зоны создает зеркало бассейна, в котором отражаются торжественный портик и вертикаль центральной части здания, взлетающая в небо на свои выдающиеся 240 м.

Система интерьеров поддерживает концепцию иерархичности, выстраивая драматургию средствами игры масштабов и градусом роскоши декора. Возвышенный мотив, предвосхищенный портиком, поддерживают парадные двери, отделанные литой бронзой, и продолжает ротондальный пред-вестибюльный зал с имитацией купола. Следующий аккорд это – трехнефный главный вестибюль с гранитными полами и стенами из белого и красного мрамора, имеющий в торце три проема к лифтовым холлам. Кульминацией «церемониального» парада интерьеров, к которому ведут четыре беломраморные лестницы и просторное фойе с колоннами и сводчатым потолком, является актовый зал на 1500 мест для особых событий. Это самое большое помещение в Университете, с почти «дворцовым» оформлением: цветная мозаика на торцевой стене, колонны из белого мрамора с золочеными капителями, лепной потолок. Следующая, официальная «категория» помещений решена в более деловом стиле. Ректорат, большие аудитории, музей землеведения и библиотека – оформлены в дереве, которому еще большую респектабельность придает сейчас налет времени. Учебные, хозяйственные, общественные и жилые помещения демонстрируют уже сдержанную функциональность. Жилые помещения в структуре высотного здания призваны были обеспечить замкнутый жизненный цикл своих обитателей, обособленный от торжественных пространств, но связанный с учебными пространствами. Помимо студенческих комнат и преподавательских квартир, располагавшихся в 18-этажных крыльях-корпусах, Главное здание включает: столовые, спортивные залы, бассейн, магазины, кинотеатр, клуб и прочее. Существование на одной территории роскоши и умеренности дает повод говорить о возникновении нового типа архитектуры, демонстрирующей место науки в идеологии времени. Так место обучения и воспитания кадров советской интеллигенции сумело объединить в себе дворец и дом-коммуну, без их взаимопроникновения друг в друга.